В одном из многочисленных обсуждений я хотел объяснить, что изучать историю по беллетристике нельзя. И самая гнусная fiction - это исторические романы с их как бы правдоподобием. Это откровенная манипуляция и пропаганда спрятанная под реальность. И что мешает беллетристам-«историкам» изменить реальные имена собственные на выдуманные?
            Толкиен, фантасты, фанфики честны в самом определении жанров. Детектив или мелодрама не настаивают на историчности. Причина неприемлемости аргументов из беллетристики состоит, как минимум, в ее абсолютной безответственности, усиленной еще и т.н. лирическим героем, которого обнаружил в прозе Юрий Тынянов. 
            Тем более странно принимать роман вместо современных событиям хроник. Неужели можно читать «Иудейскую войну» Фейхтвангера вместо Иосифа Флавия, которого историки тоже считают сомнительным свидетельством?
            Между тем, речь шла об обвинении украинцев в погромах Богдана Хмельницкого по описаниям в «Тарасе Бульбе». Тут я и влез с возражениями против беллетристики. Предложил сравнить описания погромов Хмельницкого в «Еврейских хрониках» и в исследованиях историков с красочным сочинением Гоголя о Тарасе Бульбе, будто бы написанном веселым отморозком. Мне захотелось поставить на ноги аргумент комментатора, одновременно отодвинув его еще на две сотни лет, т.е. косвенно касаясь вопроса о его правомочности.
            Неожиданно я был проклят каким-то анонимным, конечно, борцом «за сострадание беженцам» с угрозой «набить мне морду». Он завизжал, насколько это возможно: «Гоголь не беллетрист, а великий русский писатель!» К тому же он усмотрел сарказм во фразе о героическом украинском народе, несмотря на контекст - истребление сотен тысяч евреев (ок. 1 млн.) в 17 веке. «И это в ту же минуту, когда Украина истекает кровью!»  Не скрою, в ответ на угрозу я написал что-то про пинки и ссаные тряпки.
            Требование быть вовлеченным в эту войну ультимативно до смешного. Видимо, это и есть проклятие русского языка. Каждый считает себя вправе рассказывать, что ты должен думать, чувствовать и кому сочувствовать!)
            И пока я думал, что у Гоголя самое теплое сочинение - это "Шинель", что он вовсе не сострадателен и его тепло с нашатырем, меня забанили, удалили все мои и только мои комментарии. Такой избирательностью местный Фома Опискин, кстати, исторический романист, намекал любопытствующему читателю: «сам вообрази себе по нашей реакции, какой он [т.е. я] мерзавец!»
            Даже не знаю, может «бухнуться в ноги и просить прощенья»? :) 

            В этом виртуальном углу Украина победила доводы истории, разума и терпимость. Так держать! 
            — Слава Украине! — написал я на броне своей посудомойки.

Столпотворение

В списке фобий страх толпы
мелькает в каждой строке.
Толпа проникла в открытое
и в замкнутое пространство.
Она просочилась в обе стороны
всех дуализмов и оппозиций.
Но и без списка
толпа фобий осталась со мной,
в страхе быть раздавленным толпой,
в ужасе влиться в толпу.

         И спросит страна суверена:
         - Вы были у власти. Что стало с Россией?
         И он улыбнется, как прежде:
         - Она утонула.

Об литературу

Поехал это я в аптеку подальше, там нет очередей. А в машине иногда включаю русское радио. На сей раз нарвался на литературную передачу. Поминки по Финнегану Пушкину у них, как русский новый год, растянуты на две недели. Словно он стрелялся, воскресал и снова стрелялся, и так недели две. Наверное, хотел все-таки грохнуть эту падлу Дантеса? Доплыть, как Чапаев, вроде того.

И опять прямо по Хармсу «об Пушкина». Доктор литературоведения:

— «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет» — сказал о нем Александр Иванович Тютчев.

Я даже заёрзал: «Может был еще какой Тютчев? Да стихи-то все те же». Дальше было не смешно. Пушкин был вставлен в ряд гениев всех 150 языков диаспоры. Это была угроза рассказывать обо всех, «а чем для евреев Пушкин лучше Гете, Гюго, Хайяма, Шехерезады или Генри О?» Потом отпустило и полилось, как обычно: Пушкин образовался в вакууме, родным его языком был французский, а как же иначе, когда русский он сам и создал. И вот мимоходом, изнуряясь ночами, он создал всю-превсю русскую словесность вплоть до «Поднятой хмурым утром в воскресенье целины» и инструкции по пользованию зубочисткой. И вдруг диктор спрашивает:

— Многие считают Дантеса злодеем, а кто он на ваш взгляд?

— Нет, он, конечно, не злодей. Нет. Он ничтожество!!!
            Голос ее задрожал, было почти видно, как она заломила руки. Я заржал, а это за рулем лишнее, и я переключился на канал джаза.

            Когда на обратном пути снова включил русских, рассказывали о соусах, без которых жизнь тоже безвкусна, беззвучна, бесцветна и, попросту бессмысленна.

***
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.

Предвидение

На первый взгляд на снимке видна
головка малыша с большими глазами.
Она возвышается над накрытым столом,
а его взгляд уперся в бокал с вином.
"Без году неделя, а туда же."

В картинку не вошло, что у малыша
прорезались нижние резцы.
Он подхватил ими столешницу снизу
и пробует перевернуть стол
со всем содержимым.

«Профессионал» и поэт

Цветные коробки

В пасмурный день
в комнате горит настольная лампа.
И, входя из коридора,
встречаешь глазами
подсвеченные снизу
зеленую, красную и синюю
коробки на подоконнике.
Они так хороши, величественны,
возвышаются одна над другой,
стена к стена,
как раскрашенный бастион.
Так неохота всматриваться
в названия их лекарств
мелкими черными буквами.

РОДЫ
(телефонный монолог)

     - Так ты, что же, не приедешь? Ты! Один из трех моих лучших друзей! Яша и Додик придут с женами. Мы заказали зал на 100 персон. Скромно, только для самых близких. Ты помнишь, где мы прощались с Борей Либерманом? Нет, он не умер, он уволился! Ты что, забыл? А было-то недавно, лет двадцать тому.   Этот ресторан еще шикарнее и сцена прекрасно оборудована для медицинских целей.
      Ах, какой там стол для роженицы! Какой экран во всю стену, где все видно во всех подробностях. Лара так волнуется, хотя она много репетировала. А какая послеродовая палата в этом ресторане!
     Сход околоплодных вод назначен на пять вечера. Рановато конечно, но другой очереди уже не было. Мне будет обидно, если в фильме о родах вас с Тасей не будет.
     Боже мой, я вспоминаю скромные времена наших родителей. К роженице допускали только мужа. Остальные родственники ожидали снаружи. Даже шампанского нельзя было с собой приносить. Какой-то паршивый день рождения, когда вообще ничего не происходит, отмечался куда более размашисто.
     Околоплодные воды отойдут точно в срок. Это уже не проблема. А ты помнишь с чего начиналось? С помидоров, которые в полностью зрелом виде могли лежать в холодильнике две недели. Мы еще шутили, что хотим помидоров со вкусом помидора.
     Смешно, правда. Без тебя и роды не роды! Станешь нам "родным" человеком!
     Не пугайся, это шутка. Но роды не пропустите! И не опаздывайте!

***

Спичка – слово легкое, как спичка,
вспыхнет, подсветит, подожжет
и сгорит невесомо для сюжета.
Слова-имена весят, как предметы,
которым они дали имена.
А есть слова, ничего не значащие:
все, везде, всегда,... несть им числа.
Они сплошные, застывшие, неподъемные,
ни проблеска, ни жара, ни полета
- черные дыры в решете речи.

Александр Легион
Как я провел лето

1

            Упаси-бог кого-то подумать, что это сочинение - плод глубоких размышлений в течении всей жизни. Это не так. Нет в нем написанных десятилетиями дневников, злопамятных наблюдений, сведения счетов с плохими мальчиками и девочками, мудрых мыслей и т.д. Я буду избегать всякой эрудиции, которая могла, конечно, где-то, отложиться, но после нескольких стаканов морковного сока вышла, надеюсь, вся. Нет-нет, опасаться нечего, все это ожидание не про меня. Все это неправда. Или правильнее сказать - правда? Зависит от того, что такое «это».

            Так или иначе, однажды я сел за стол и начал писать это сочинение, не заглядывая в шпаргалки, без звонков другу и, забыв все, что я знал. Теперь я даже и не знаю, знал ли я что-нибудь. Ни одна референтная группа не должна волноваться, это написано точно не для неё.
            Упомянутое «однажды» означает 16 мая 2020 года новой эры. Будет ли это сочинение закончено и когда - мне сегодня неизвестно. Мне неизвестно даже будет ли кто-то его читать. Ну, кроме, конечно, Надежды Ивановны, даже если она уже в астрале, где проводит свою веселую хтоническую жизнь.  

            Самым большим достижением человечества является тема для внеклассного сочинения «Как я провел лето». (Оцените, Надежда Ивановна, как я ввернул глагол «являться», люблю его, шельму, особенно в возвратной форме) Эту тему однажды... Нет не ищите дату, это было другое однажды. Эту тему однажды предложила классу наша учительница по русской литературе Надежда Ивановна К.
    - А что писать-то? – задал свой казённый вопрос наш штатный двоечник Витя Прищепа.    
    - Пишите обо всем! Обо всем, что с вами произошло летом, - ответила Надежда Ивановна. Это означало: все, что придет вам в голову. Ну, кто же может проверить, что со тобой, Витя, случилось летом? Что напишешь, то и отложится историческим свидетельством.

            И вот, вместо того, чтобы, как раньше, мило колебать воздух, мы начали писать. Заметки о привезенном и проданом товаре, замеры и взвешивания, советы врачевателей, брачные договоры, сказания о Гильгамеше и Энкиду, заклинания и заговоры, законы и приговоры, упанишады и руны. Потом записки о философии и математике, физике и других науках. Это все никуда не исчезло, оно отлилось в жанры и формы. Потом праздные байки про Одиссея, Моисея и Колизея, потом Декамерон, Шицзин, Пантагрюэль, Дон Кихот и Швейк. И, наконец, явилась царица письменности – реклама, сплетня и новости по имени журналистика, а за ней донос и устав и приказ, а то и публицистика и даже инструкция.  
            Трудно представить, сколькими способами мои одноклассники из нашего отряда приматов вида хомо-с проводили лето. И писали и писали, и все о себе и о себе.

            И во всем этом нашкрябанном за многия лета бултыхался и пенился, всплывал, булькал, заглатывал воздух и снова тонул по-детски неожиданный ключевой вопрос всякой современности:
            - На кой, Надежда Ивановна, вам это надо?
            Или другими словами: - В чём смысл жизни?   

            Мой друг Витя Прищепа научил меня основам китайского боевого искусства отпирай-сяцзы, в японской версии – упрись-до. Сам он освоил его в семье и у дворовых мастеров из храма Мойдвор [не путать с Мордором].

            А что, кто-то надеялся услышать, в чем смысл жизни? Это же скучно и давно известно. В какой-то старой подметной записке сказано:

            - [Больше ништяков и поблажек не будет!] Плодитесь и размножайтесь.

            Вечно все запутают и оборвут на самом интересном. Там было прямо сказано:

            - Выживайте, другого от вас никто не ждет! [Кому вы захермазох нужны?]. 
            И законами природы пояснено:
            - Выживание ваше возможно не поштучно, а скопом, всем вашим блудливым классом хомо-с. Для этого скрещивайтесь и мутируйте, отбирайтесь, и снова скрещивайтесь и мутируйте.

            А все остальные приспособы для успешности этого процесса – дело второстепенное. Так ли, сяк, наукой, любовью, сетевым маркетингом или лотереей, со стихами и оперой или под пляски и бубен... Главненько скрещивайтесь и мутируйте. Надежда Ивановна отберет-отфильтрует. Другого пути выживать у вас нет.
            Можно вопрос? Как бы посоветоваться о выживании у трилобитов, аммонитов, динозавров... Эти парни прожили раз в тысячу дольше нашего класса, хотя давно это было. Небось, поняли, что делали что-то не так, и сожалеют, что не отложились хотя бы долями процента в чьих-то генах.

            А те, кто продолжают искать смысл жизни, тяжело больны. И не возразишь. Их диагноз не ясен, как и шансы на излечение. И нужно ли их лечить? Так-то оно поспокойнее. Удобная для остальных болезнь. Искать смысл – это, как спрашивать в регистратуре: - Доктор, скажите прямо: сколько мне осталось?

            Надежда Ивановна, здесь мы ставим точку или отточие? Ответьте скорее, а то Витя на проводе, спрашивает, что за пургу я про него несу. По опыту отпирай-сяцзы дал ответ:
    - Да ты что, Витёк! Неужели ты мог подумать, что я выставлю тебя в дурном свете?  
            Говорите, ни точку, ни отточие? Тогда что же представляют собой века, истраченные на мегатонны писанины? О чем исповедально писали и плакали от умиления мы с Витей? Во что отлились наши слёзки? И это называется История!?
            - Да ты что!? Так бы и сказал, Нестор, - отстучал мне Витя азбукой Морзе. Ну не забывать же ему навыков радиста-кэт.
            Наконец-то, Надежда Ивановна, мне стал ясен пень Ваш дальновидный замысел. Мы давали свидетельские показаниями к «Истории поисков смысла жизни» или просто Истории! А на самом деле это приложение в вашему «Отчету об успеваемости в фанерозое». И называется оно -  «Приложение № 6. Хроники шестого глобального вымирания».