Рубенс, «Охота на вепря»
Feb. 24th, 2020 09:45 pm
Рукою сильной, мышцею простертой,
ладонью открытой повели остановить.
Чуть наклони вперед,
кивни кончиками пальцев —
хватит, мол.
Дай ему распороть эту свору песью,
повисшую на щетине,
отшвырнуть бревно,
за которым прячутся мужики,
ворочаются, поторапливаясь,
кряжистые лодыжки упирают,
выставляют длиннорогие шипастые вилы.
Замрут собаки в прыжке, застынет выдох в трубе.
Он лишь хотел опьяниться гнилой травою,
настучать письмо вслепую по клавишам корневищ,
по слою жухлых листьев туманом расправиться мощно,
хлынуть, пролиться в лес ручьями темными томными.
Позови санитаров, врачей, сиделок милосердных,
знахарей, ворожей, шаманов камлающих
с корпией паленой, йодом летучим.
Тебе ли не знать,
вынюхали, взвесили, отмеряли они —
сердце его похоже на человечье,
на их одряхлевшее.
Они за сердцем его пришли,
эти всадники, что ворвутся вот-вот
с копьями, клинками, мушкетами,
алебардами, арбалетами, стилетами,
лезвием за спиной, заточкой, ложкой тупой,
разогнутым крючком с заусенцем ржавым.
Объясни им, что опоздали они, дураки.
Пацан этот, под картиной спящий,
с ангиной и жаром в градуснике под мышкой
забрал его сердце, ну и что, что нечистое,
зато о страхе забыло, смерти не знает —
только такие побеждают.
Не буди его,
операция по вживлению прошла успешно:
немного ярости, немного слез.
Забрал он жестоковыйность веселую
под наркозом боли горловой
с фурацилином канареечным, прополисом на спирту,
здесь, за перегородкой, где темно и тихо,
где он один и все одному.
Пару дней еще, и выйдет к ним.
Дюрер, «Заяц»
Feb. 24th, 2020 09:36 pm
Ни силок, ни гончая, ни стрела.
Стрекнут ли чуткие уши, дрогнут ли ноздри?
Беги, заяц, беги.
Свора преданных шустрых иголок
Вопьется, шнырнет вниз вверх,
Извлечет по стежку на гладь гобелена,
На его бархатистый бок,
На щетину его щеки,
Выставит все на робком свету:
До колоска, до мятежного волоса,
До раскосого жеста зрачков прищуренных.
Ни рожок, ни лай, ни гон, ни звон стремян.
О чем наивном бесстрашно задумался ты?
Беги, заяц, беги.
Стайкой пугливых мазков
Прослезится лютая кисть,
Золотом оттенит надменность,
Отвлечет прозрачной вуалью,
Соблазнит переливами перстней.
Будто не о тебе барабанят
Беспокойные пальцы
По резному подлокотнику со львом.
Ни сивушный дух, ни каминный чад, ни гарь кострища.
Брось позировать безмятежно: волосок к волоску.
Беги, заяц, беги.
Первый талый снежок предаст.
На мокром стволе ели заваленой оскользнешь.
К прелой листве подмешается твой дурман —
Ошалевшие псы на приманке повиснут.
Полусонной ватагой, кодлой с дрекольем,
Почесываясь, потягиваясь, зевая,
Вовсе не за тобой
Смерть твоя выйдет
К рассветной опушке лениво.
Заденет тебя ненароком.
Ни сеть у седла, ни клинок, ни соколиный желток,
Ни силок, ни гончая, ни стрела
Отступать не умеют.
Ни игла, ни кисть, ни глаз скучающий
Не упустят тебя, если ты не прянешь стремглав.
Беги, заяц, беги.
Связывание Ицхака
Feb. 24th, 2020 12:01 amИ было это осенью,
в лучшее время года для этого.
– Ицхак, – сказал Авраам, –
укрепи эти сучья на ослах
и захвати еду в дорогу.
Пошел дождь, из первых, редкий, недолгий.
– Набрось капюшон, Ицик, – сказал он, –
и иди к машине.
Был первый день
и были дороги тесны от автомобилей.
Они ехали в потоке и останавливались
на каждом светофоре.
Через несколько дней пути Авраам сказал:
– Вот это место. Привяжи ослов и развьючь их.
Захвати дрова с собой.
Он поправил армейскую сумку на плече сына,
помог ему надеть винтовку,
которая стянула плечи и грудь.
– Удачи сынок. Звони.
И было: не мог он оторвать взгляда
от сильной спины сына,
от легких его шагов к воротам базы.
Ангел успеет.
Духовитый настой венских стульев и пыльных гардин,
Он тебя заведет в лабиринт полустертых отметин.
Запустеньем наполнен наследства грибной габардин
непошитых пальто, не распетых в два голоса сплетен.
Поманит заоконная даль конопатою бойкой жарой,
Дразнит плеск у моста и песок на открытой странице,
Жми по центру, Санек, захлебнись беззаботной игрой,
Твой доверчивый август в зените все длится, и длится.
- Будь человеком и слушай музыку сфер,
- это весь мой багаж, я сел налегке в такси.
С тех пор я летаю по городам и делам.
И вот узнаю, что невозможно вернуться.
Напутствие стало последним наследством.
Быть человеком? Что-то испорчено во мне?
Холодной такой не бывает музыка сфер.
Он согревался ею и ждал меня научить
воспарять среди шума моторов и голосов.