В каникулы старики берут его с собой в Рим.
- Да-да, «именно в Риме», - говорит интернет.
Там он уговаривает пойти с ним,
находит особенный магазин,
долго примеряя, покупает
выморочные суперджинсы.
Через пару месяцев просит зашить их.
Молчит, что, когда надевал,
попадал не в ту дыру,
пока штаны не распались на части.
Бабушка достает коробку
ниток-иголок и латает их с
бумерской античной сноровкой,
обученная динозаврами.

              Стоит похвалить чьи-то стихи, как автор тут же подбрасывает еще, «и такое вот еще у меня есть, и такое, и тут 6 томов».
              Да его уже называют профессиональным поэтом. Не объяснять же, что отметил ты не его ничем неоправданные неряшливости, не просвечивающий чужой голос, а то, что может быть и возникло у него случайно. Похвала сделала свое черное дело: она принята за поощрение всего его целиком. Поздно объяснять, он «профессионал».    

              Большинство поэтов последовательно проходят две ранние фазы. Первая - это открытое подражание выбранному, просто повнимательнее прочитанному кумиру. Юность принимает своего кумира целиком, оправдывает в нем все, во всем находит целесообразность.
              Вторая фаза развития – это имитация захватившего автора мифа с его образностью и философией, желание оказаться внутри мифо-потока, возникшего во взаимовлиянии, перекличке нескольких разрозненных взглядов. Это могут быть парнасцы, славянофилы или нонконформисты. 
              Подражательность и вторичность – это две эпигонских судьбы почти всех образованных авторов. Это все же лучше, чем неофитское самолюбование в своей компании таких же малообразованных приятелей. У этих две отмеченные фазы в лучшем случае впереди. Они еще не знают, что их поклонники тоже растут, их пристрастия скоро поменяются. 

              А к некоторым авторам рано, еще в отрочестве, приходит голос, тот самый «мне голос был» (Анна Ахматова). Непреложная уверенность в своем голосе, который и есть личная свобода, «способ отстоять свое достоинство» (Михаил Генделев)
              Эти авторы и есть поэты. Поэты без эпитетов, какого уж им отпущено масштаба. Им приходит время своего голоса, независимого от великих стихов и мифов, от близкого круга или тиража. Такие ни у кого не спрашивают разрешения, им нет нужды отстаивать себя в бестолковых спорах. 
              Как полюс магнита, они по своей сути отталкивают всё одного с ними знака. Традиция – это случайность, эпигонство – это упрек беспомощных. Потеряны они для читателя, выживают из них для творчества немногие. Популярны — единицы.

Михаил Генделев
БАЛЛАДА

Во
глубинке родительного падежа
где кого-чего тихо как
что
снова можно писать «душа»
вместо слова «психика»

я в вечности и в мерзлоте обвык
колоть колодец и печень печь
как
однако
я выговорил язык
при слове родная речь

и так
царь грозный
молчит иврит
и при скрипе месяца
что никак нельзя написать «почить»
вместо «повесицца»

я ходил в охотку смотреть поля
хорошо но не водятся гоголи
а потом засыпал
себя
как земля
и пороша поверх земли

и
вид сверху
я в Рим читай в Ерусалим
весь
вид сверху
шёл по краю песка

выше
вспыхнуло
в
как я уже говорил
выше
когда «вместо психика»

солнце сошло солнце зашло
и не взошло опять
Господи
понял я
на алло
приходится отвечать

и ангел взял коготь как остриё
вскочу я или умру
злой Иблис вырвал сердце моё
сердце моё сердце моё
и уголь он не вложил в дыру
мне не вложил в дыру

и
но
планетянин
сердце моё
фамильное сердце изъял моё
ещёрусалимской работы литьё с трещиной по серебру.