Золотой обрез

Александр Легион
Автобиография. Ранние годы

            Моих же тщательно проверенных версий рождения три.

            Помню крики, свист и поверх всего команда:
            — Ра-а-зойтись! Пошли вон! По домам! — потом глухие удары нагайкой и звонче саблей плашмя и снова: — Дор-р-огу Государю императору! Зарублю!
            Это первое, что я услышал, когда моя матушка разродилась прямо на заснеженной мостовой. Я шлепнулся на разлетевшуюся по снегу пачку листовок, выпавшую из-под подола роженицы. С тех пор я жил, согретый теплом революции.

            В другой версии смутно помню, что я оказался на дне большой алюминиевой кастрюли для отпаривания мозолей и кричал. Орут все новорожденные, но меня никто не слышал, поскольку я был еще полу-эмбрионом в фазе полу-птицы, моя гортань и связки не вполне сформировались, а голос был в такой высокой тональности, что человеческое ухо его не воспринимало.
            Мама уже уговорила папу сообщить, что у нее случился выкидыш. Тут раздался стук в дверь и к ним вошла соседка-цыганка. Она возвращала маме полбуханки хлеба, взятого взаймы накануне. Ее муж, русский летчик, был «хлебный мужик». Соседке очень понравилось содержимое кастрюли. Она стала просить отдать меня ей на суп, если вдруг родители решат от меня отказаться. Это меня и спасло.

            И наконец самая достоверная, совсем, как теория заговора. Родился я по старинке, от отца с матерью. Вышло это по оплошности и, как все такие дети, я стараюсь быть незаметным среди основного потока людей. В современных инкубаторах, где собраны яйцеклетки и сперма всего населения, конечно подбираются идеальные пары.
            С первых дней появления на свет я испытывал чувство вины и стыда за то, что я уродился. Родители смотрели на меня с укором: ты испортил жизнь всей семье. До сих пор я несу свой первородный грех. Не понимаю, как я выжил в бабской шапке с помпоном, доставшейся мне от старшей сестры.

            Незаметно и без воспоминаний подкралась учеба. Но однажды все изменилось. Родители попросили дядю Володю забрать меня из школы. Дядей он мне не был и согласился с восторгом. Дядя Володя довел меня до подъезда. На наш 7-й этаж ему очень  хотелось взлететь. Это было самое любимое его занятие: доказать, что лифт еле ползет, что зря изобрели этот лишний механизм. Но сегодня дядя Володя летел куда-то по делам.
            — Обещай мне, что один ты в лифте не поедешь, — строго настрого позаботился о моей безопасности дядя Володя, — Еще застрянешь. Отвечай за тебя.
            Я замялся. Из-за того, что ему надо лететь, я должен с тяжелым портфелем карабкаться по лестнице на 7-й этаж. Лихорадочно придумывал я отмазку. И тут он прищурился и сказал:
            — Ну, смелее! Соври мне! Родителям, если спросят, соврешь тоже. Не забудь!
            С тех пор началась моя настоящая жизнь лгуна и сочинителя истинной правды.