![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
"Вышли, а на улице теплынь…"
Полузабытая Ксения Некрасова, юродивый подкидыш русской советской поэзии*, не идет у меня из головы уже много десятилетий той самой строкой, вынесенной в заголовок**.
Уж если говорить о травме, то вот уж травма с рождения и до смерти. И никакого обращения к читателю, эпатажного дефилирования на сцене.
Ее история вполне представлена в википедии.
Ее поэзия неграмотна с точки зрения требований литературоведения. Ей словно безразлична культура, беспомощная перед насилием.
Ее искренность настоящая, скрытая от глаз, лишенная самоанализа. Она не ищет солидарности. Ее искренность ущербна в подчинении себя советско-русским цитатам.
Чтобы это услышать нужно с чем-то сравнить. Скажем, с Луизой Глюк (в переводе И. Соколова) :
"Лето после того, как лето закончилось,
утешенье после насилия:
обращаясь с собой хорошо,
я делаю себе только хуже;
насилие изменило меня."
А это Некрасова:
"За картошкой к бабушке
ходили мы.
Вышли, а на улице теплынь…
День, роняя лист осенний,
обнажая линии растений,
чистый и высокий,
встал перед людьми. "
Нет, я не предлагаю предпочесть Некрасову. Но, по-моему, такие проблемы, как "неизбежность травмы" не покрываются одним голосом. Хотелось бы, чтобы Нобелевская премия Глюк, усилила голоса, извлекла из нор и пор многоязыкую боль.
____________
* Оба определения важны: советская - это время, а русская - это язык и субэтнос "советского народа".
** Для меня существуют только поэты, застрявшие в памяти хотя бы одной строкой.